Верни мои крылья! - Страница 2

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

– Знаете, иногда так бывает… Просто нужно с кем-то поговорить, по-человечески. Без спешки, без каких-то скрытых мотивов и выгод. Просто поговорить и услышать человеческую реакцию, – признался голос. Он, как гибкий весенний вьюнок с бледно-розовыми воронками соцветий, оплетал ее изнутри.

– У вас что-то случилось?

– И да и нет. Жизнь, с ней постоянно такая история – она «случается». Просто порой это довольно утомительно. Правда, недавно я все-таки взял себя в руки. Стал действовать, а не просто плыть по течению, хотя жизнь и упирается, ей такое не по вкусу, кажется, она слишком уж строптивая барышня. Но… я почти вплотную приблизился к тому, чтобы осуществить свою давнюю мечту.

– Это же хорошо… – неуверенно уточнила Ника.

– Это великолепно. Потребуется много усилий, но когда я достигну всего, что задумал, это будет… не знаю… Я наконец освобожусь от всего, что мне мешало. Я буду свободен, после всего! А вы… Простите, не знаю вашего имени…

– Я… Вика, – в последнюю секунду здравомыслие взяло верх, и Ника соврала.

– Вика. Хорошо. У вас есть мечта, Вика?

– Конечно, есть, – засмеялась Ника, все больше удивляясь себе. Она давно не смеялась, вот так, не своим мыслям, а живому собеседнику. – У всех есть мечты.

– Вы удивитесь, но далеко не у всех. Вика. Виктория, победа. Красивое имя. Знаете, я недавно был в Греции, в Афинах. Там в Акрополе есть храм Ники Аптерос, то есть бескрылой Победы. Слышали про такой?

– Да, – едва слышно пробормотала Ника, чувствуя, что мурашки снова забегали вдоль позвоночника. «Что это, совпадение?» – даже испугалась на секунду она.

– Волшебное место… Афиняне построили его для богини победы, но ее статую сделали бескрылой, чтобы она никогда не покидала город.

– Довольно жестоко обрезать крылья той, которая привыкла летать, – пробормотала Ника, не сознавая, что говорит не совсем о греческой богине.

– Да, мне эта мысль тоже приходила в голову… Я шел туда каждый день на закате. Знаете, этот храм по сравнению с другими маленький, игрушечный. Стройные колонны, и сам он на таком высоком месте, да еще на подпорной стенке. Кажется, будто парит в воздухе. Без крыльев, но все равно парит, представляете? А на закате его стены окрашиваются в розовый. Внизу уже темно, и постамент тоже в тени, а мраморные стены так и светятся…

– Наверное, красиво…

– Не то слово. Я ходил туда один. В одиночестве мне как-то спокойнее. Не надо ждать ни от кого подвоха. Вам это кажется странным?

– Вообще-то нет, – снова засмеялась Ника. – Я и сама такая.

– Тогда вы меня понимаете. Хорошо, когда кто-нибудь кого-нибудь понимает. Хотя бы в чем-то. Иногда мне кажется, что даже пытаться нет смысла. Как театр теней. Мы не видим истинных лиц, мы видим только отбрасываемые на белое полотно экрана тени. И как тогда один человек может понять другого…

– А разве не весь мир таков? Помните платоновский миф о пещере? Мы ничего не видим, и не знаем, и судим по искаженным образам, смутным принципам и зыбким понятиям, тени и отблески которых можем заметить на стенах пещеры, в которой сидим. Кто знает, насколько близки они к правде? Все мы в плену своих теней и… представлений о них.

– И это нормально? – уточнил собеседник.

– Так есть. А дальше мы упремся в обсуждение того, что есть «норма»… – отозвалась Ника. В трубке улыбнулось мягкое молчание, и девушка на мгновение прикрыла глаза.

– Простите, – зашуршало в динамике. – Вы устали, а я не даю вам спать своей болтовней.

– Вы хотели поговорить. Вот мы и разговариваем.

– Все верно. Спасибо вам, – голос стал серьезным. – Мне стало легче. Уже.

– Хорошо, если так… – улыбнулась Ника.

– Тогда, наверное, надо пожелать вам спокойной ночи и отключиться? Но так не хочется. Вика…

– Да? – с трудом отозвалась она на чужое имя и едва не вздумала исправить его. Но не осмелилась.

– Вы не против, если я еще когда-нибудь вам позвоню? Просто так, поговорить. Не бойтесь, я не какой-нибудь псих или маньяк.

Ника зажмурилась. Она знала, какой ответ вообще-то правильный. Но ответила иначе:

– Нет, не против.

– Спасибо. Вы удивительная, есть в вас что-то космическое… Спокойной вам ночи.

– И вам.

После разговора Ника долго ворочалась в постели и все прокручивала в голове слова – его, свои. Вроде бы ничего особенного. К тому же здравый смысл и тщательно взращенная опасливость твердили, что не стоит разговаривать с незнакомцами. Но ее душе было спокойно и мягко, как в пуховой перине.

У теплотрассы, пролегающей рядом с домами, грелись голуби, целая воркующая стая, и, когда она проходила мимо, птицы взлетели. Наверное, так происходило сотню дней до этого утра, но только сегодня Ника впервые за долгое время заметила их. Заметила, как громко они ворковали и как оглушительно захлопали десятки крыльев. Стая поднялась в воздух и, сделав круг над двором, осела на крыше детского сада. Сегодня утром отчего-то Ника замечала все, даже скрип собственных шагов по снегу, такой свежий и хрусткий звук, и белесый цвет вытравленных морозом и реагентом тротуаров. Обычно ее наблюдательность, рожденная из настороженности, касалась только театра и всего, что происходит в его стенах, а остальной жизни за порогом будто и не существовало. Впрочем, ее и правда не существовало вот уже несколько лет, с тех пор как девушка переехала в Москву с болезненным желанием затеряться и раствориться, навсегда потеряв даже память о прежней Нике Ирбитовой и о том, что с нею произошло. На столичных улицах никому ни до кого не было дела, а в театре Ника оборачивалась серой мышкой, снующей по переходам и коридорам, все примечающей, но остающейся при этом почти невидимкой.